(1)В старой и грязной венецианской гостинице нельзя было допроситься чернил. (2)Да и зачем было держать там чернила? (3)Чтобы писать дутые счета постояльцам?
(4)Правда, когда Христиан Андерсен поселился в гостинице, то в оловянной чернильнице оставалось ещё немного чернил. (5)Он начал писать ими сказку.
(6)Он полюбил Венецию и называл её «увядающим лотосом».
(7)Над морем клубились низкие осенние тучи. (8)В каналах плескалась гнилая вода. (9)Холодный ветер дул на перекрёстках. (10)Но когда прорывалось солнце, то из-под плесени на стенах проступал розовый мрамор и город появлялся за окном, как картина, написанная старым венецианским мастером Каналетто.
(11)Да, то был прекрасный, хотя и несколько печальный город. (12)Но пришло время покинуть его ради других городов.
(13)Поэтому Андерсен не чувствовал особого сожаления, когда послал гостиничного слугу купить билет на дилижанс, отправлявшийся вечером в Верону.
(14)Слуга был под стать гостинице — ленивый, всегда навеселе, нечистый на руку, но с открытым, простодушным лицом.
(15)Из красных бархатных портьер золотистыми роями вылетала моль. (16)Умываться приходилось в треснувшем фаянсовом тазу с изображением полногрудых купальщиц. (17)Масляная лампа была сломана. (18)Взамен её на столе стоял тяжёлый серебряный канделябр с огарком сальной свечи. (19)Его, должно быть, не чистили со времён Тициана.
(20)Из первого этажа разило жареной бараниной и чесноком. (21)Там весь день оглушительно хохотали и ссорились молодые женщины в потёртых бархатных корсажах, кое-как затянутых порванными тесёмками.
(22)Иногда женщины дрались, вцепившись друг другу в волосы. (23)Когда Андерсену случалось проходить мимо дерущихся женщин, он останавливался и с восхищением смотрел на их растрёпанные косы, рдеющие от ярости лица и горящие жаждой мести глаза.
(24)Но самым прелестным зрелищем были, конечно, гневные слёзы, что брызгали у них из глаз и стекали по щекам, как алмазные капли.
(25)При виде Андерсена женщины затихали. (26)Их смущал этот худой и элегантный господин с тонким носом. (27)Они считали его заезжим фокусником, хотя и называли почтительно «синьор поэт». (28)По их понятиям это был странный поэт. (29)В нём не бурлила кровь. (30)Он не пел под гитару раздирающие сердце баркаролы и не влюблялся по очереди в каждую из женщин. (31)Только один раз он вынул из петлицы алую розу и подарил её самой некрасивой девочке-судомойке. (32)Она была к тому же хромая, как утка.
(33)Когда слуга пошёл за билетом, Андерсен кинулся к окну, отодвинул тяжёлый занавес и увидел, как слуга шёл, насвистывая, вдоль канала. (34)Он походя ущипнул краснолицую продавщицу креветок и получил оглушительную оплеуху.
(35)Потом слуга долго и сосредоточенно плевал с горбатого моста в канал, стараясь попасть в пустую половинку яичной скорлупы. (36)Она плавала около свай.
(37)Наконец он попал в неё, и скорлупа утонула. (38)После этого слуга подошёл к мальчишке в рваной шляпе. (39)Мальчишка удил. (40)Слуга сел около него и бессмысленно уставился на поплавок, дожидаясь, когда клюнет какая-нибудь бродячая рыба.
— (41)О боже! — воскликнул с отчаянием Андерсен. — (42)Неужели я сегодня не уеду из-за этого болвана?
(43)Андерсен распахнул окно. (44)Стёкла задребезжали так сильно, что слуга услышал их звон и поднял голову. (45)Андерсен воздел руки к небу и яростно потряс кулаками.
(46)Слуга сорвал с мальчишки шляпу, восторженно помахал ею Андерсену, снова нахлобучил её на мальчишку, вскочил и скрылся за углом.
(47)Андерсен рассмеялся. (48)Он ничуть не был рассержен. (49)Его страсть к путешествиям усиливалась изо дня в день даже от таких забавных пустяков.
(50)Путешествия всегда сулили неожиданности. (51)Никогда ведь не знаешь, когда блеснёт из-под ресниц лукавый женский взгляд, когда покажутся вдали башни незнакомого города и закачаются на горизонте мачты тяжёлых кораблей, какие стихи придут в голову при виде грозы, бушующей над Альпами, и чей голос пропоёт тебе, как дорожный колокольчик, песенку о нераспустившейся любви.
(По К. Г. Паустовскому)
